 Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Мне пришлось недавно прочесть следующие слова: «Дети чисты сердцем и праведны, и поэтому они ищут правды; взрослые осквернены, и они ищут милости».
В сегодняшнем Евангелии мы находим почву и для того, и для другого отношения к жизни. Но обращаем мы особенно внимание на то, как отец принял своего сына, простил его, сделал его вновь членом своего дома, своей семьи в ликующей радости. И мало обращаем внимание на то, как этот младший сын, подобно нам, изменил своему призванию сына, ушел из отчего дома, растратил всё, что ему было дано от отца, и только тогда вернулся в отчий дом, когда его измучил голод, оставленность, одиночество.
Вспомним рассказ, который мы только что слышали, но не мягкими, не ласковыми, жалостливыми словами Спасителя, а с той резкостью, грубостью, с которыми когда-то происходило то, о чем говорил Христос. Юноша вырос; из ребенка он стал молодым человеком; простая, чистая, светлая, трудолюбивая, строгая жизнь отчего дома ему стала тягостью. И он обратился к отцу с самым, может быть, жестоким словом, которое можно сказать человеку: Отец! Дай мне сейчас то, что мне достанется, когда ты будешь мертв…
Иначе сказать: Отец — твоя любовь, твой кров, наша общая жизнь мне нипочем; ты мне не нужен; мне нужно только то, чем я могу воспользоваться: плоды твоей жизни, а не жизнь твоя; плоды твоей любви, а не твоя любовь; твоя готовность всё отдать, нам, твоим сыновьям, но не ты, отдающий всё… Отдай мне теперь то, чем я воспользуюсь, когда ты умрешь, когда тебя больше не будет на моем пути…
И отец ни словом не упрекнул своего сына, ни слова ему не напомнил о ласке, которой было окружено его детство, о любви, о тепле отчего дома. Он склонил голову и принял как бы преждевременную смерть; он принял смерть из уст своего сына: пусть буду я для него трупом, мертвым, раз он хочет только того, чем он может воспользоваться из моей жизни…
И сын, сбросив одежду отчего дома, грубую, простую, ношенную, нарядился в городскую одежду и ушел.
Разве мы не поступаем так все, в той или другой мере? Но не будем прятаться за слова «в той или другой мере», думая: ну да, может быть, кто-то и поступает так же бессердечно, жестоко, но я только в какой-то мере подобен блудному сыну, похож на него… Нет, мы все поступаем до страшности подобно ему.
Господь нам дает бытие. Он нам дает жизнь, Он дает нам всё, чем эта жизнь полна: живое тело, живой ум, живое сердце, свободу определять свою жизнь, даёт любовь, дружбу, родство, красоту окружающего мира, закон правды в наших сердцах, — сколько еще другого Он нам дает! И всё это нам дано для того, чтобы этот мир снова стал тем раем любви, единства, гармонии, красоты, каким он был замышлен Богом и каким он был, когда Господь всякую тварь вызывал державным словом к бытию.
А что мы из этого мира сделали? Что мы сделали из своей жизни, из жизни каждого человека вокруг нас? Беспечностью, бессердечием, себялюбием, жестокостью мы превратили и превращаем этот мир в ужас. И не только в широком смысле слова, но в самом простом: рушатся дружбы, крушатся семьи, человек в нужде не находит отклика, ум наш не устремлен к высокому, сердце не открыто только ко всему прекрасному, воля наша не направлена к тому, чтобы этот мир стал Божиим миром. Мы, подобно блудному сыну, всё берем у Отца, у Бога, и отвернувшись от Него, повернувшись к Нему спиной, идем творить свою волю и строить уродливый мир и уродливое общество, и в Церкви, и вне ее.
Потому что и среди нас качествует безразличие, себялюбие, а не любовь; не та крестная любовь, о которой говорит Христос, о которой Павел сказал: Принимайте друг друга, как принял вас Христос…
Неужели нам надо ждать того момента, когда истощатся все эти дары, когда ничего не останется у нас, кроме нищенства, когда старость, болезнь, обездоленность, хищничество других у нас отнимут всё, и останется только сознание: как мы были богаты, как мы были счастливы под кровом Божиим!. — и теперь, когда нам нечего другим давать и с нас ближний ничего не может обманом или насилием сорвать, мы оставлены всеми…
Неужели нам ждать момента, когда вдруг мы увидим себя на краю пропасти, когда пропадет в нас и сила, и надежда, когда останется только горькое, упрекающее нас воспоминание о той любви, которая нас взрастила, создав нас, и от которой мы отвернулись, которую мы отвергли, которой мы стали чужие?..
Вот о чем говорит нам на пути к Великому Посту это Евангелие. И не станем утешаться, что ждет нас Отец с надеждой, с любовью: Он ждет тех, которые покаются. Он ждет тех, которые опомнятся, встанут, и в сокрушении сердца, покаянно, пойдут к Отцу, признавая, что мы, все мы, но каждый из нас за себя — недостоин быть назван сыном нашего Отца небесного, братом нашего Спасителя Христа…
Пока мы не опомнимся, пока мы не встанем и не пойдем к Нему — не станем тешиться надеждой, иллюзией о том, что прощение дается даром. Да, даром, как подарок любви, но в ответ на искренний крик души: каюсь, Господи, прости, прими! Аминь.
Митрополит Антоний Сурожский
|
