Очень многие люди в нашей стране крещены с именем Владимир. У всех у них один и тот же небесный покровитель — святой равноапостольный князь Владимир, крестивший Русь тысячу лет назад. Что о нем знает большинство из нас? Как правило, это набор стереотипов, весьма далеких от исторической реальности. Но что же было на самом деле? Крещение Руси — это тонкий политический ход или искренний душевный порыв? Или одно неотделимо от другого? И за что же Церковь причислила князя Владимира к лику святых?
И это все о нем?
Если спросить современного человека, что он знает о князе Владимире, то, скорее всего, услышим, что, во-первых, Владимир ввел на Руси христианство из чисто прагматических соображений — дабы создать мощное государство, скрепленное единой для всех подданных верой. Во-вторых, он, подыскивая оптимальную религию, разослал посольства к мусульманам, иудеям, западным и восточным христианам. Но ислам ему не приглянулся запретом на спиртное, иудаизм показался недостаточно «державным», а западное христианство — скучным… В-третьих, крестил он Русь с чудовищной жестокостью, огнем и мечом, вырезая непокорных и всячески нарушая «права человека»…
Как правило, это и всё. Кем на самом деле был Владимир Киевский, за что прозван он в народе «Красным солнышком», мало кто интересуется. Если и заходит разговор о судьбах России, о роли христианства в ее истории, то, конечно, вспоминают выбор Владимира, оценивая его с точки зрения политической целесообразности, консолидации славянских народов — и т.д. И совсем уж мало кому приходит в голову, что историю творят не «видные деятели», более всего озабоченные «всемирно-исторической ролью», а живые люди, со своими надеждами, иллюзиями, страхами, с неожиданными, невыводимыми из «исторического контекста» движениями души.
В этой статье не будет пересказа биографии князя Владимира. К услугам желающих море литературы. Здесь же цель иная — попробовать понять, что же все-таки случилось с Владимиром. Не столько даже с Владимиром-князем, сколько с Владимиром-человеком.
Сидя во тьме языческой
Итак, князь обратился в христианство. Откуда же он обратился? Из язычества. Которое, кстати, в наши дни вновь поднимает голову, то в виде маргинальных сект, то как модные умонастроения в молодежной среде. И среди славянских неоязычников принято обличать князя Владимира. Как это он покусился на исконно-русскую веру, зачем огнем и мечом насадил чуждую славянской душе греческую религию?
Чем же было в те времена славянское язычество? Это ведь не только обряды, фольклор и резные идолы, но еще и определенная психология, определенное мироощущение. А уж князь Владимир был язычником высшей пробы. Вот несколько штрихов.
Владимир, новгородский князь, идет с дружиной на Киев, где княжил его старший брат Ярополк, захватывает киевский престол и становится первым в русской истории князем-братоубийцей. Причем тут же берет в жены беременную вдову Ярополка. Кстати говоря, Ярополк под влиянием их общей с Владимиром бабушки, княгини Ольги, первой христианки на Руси, испытывал к христианству известные симпатии, за что его ненавидело жречество и многие именитые бояре. Так что Владимира встретили как «восстановителя веры отцов».
А вот любвеобильный Владимир возжелал руки Рогнеды, княжны Полоцкой. Получил отказ. С налета взял Полоцк, на глазах Рогнеды зарезал ее родителей — и взял таки в жены.
Гарем князя Владимира — это вообще отдельный разговор. Согласно летописи (здесь и далее речь идет прежде всего о знаменитой «Повести временных лет»), у него было пять законных или, так называемых, «водимых» жен и несколько сотен наложниц в загородных резиденциях: «300 в Вышгороде, да 300 в Белгороде, да 200 на Берестовом, в сельце». Плюс обесчещенные девицы и замужние женщины. Конечно, в летописи могут содержаться и преувеличения. Но дело не в точных цифрах, а в том, что для языческого сознания все это было нормой. Князь — любимец богов, и потому все, что он делает, угодно богам. И разврат, и братоубийство, и зверская жестокость, и человеческие жертвоприношения. Да, и этим отличался князь Владимир, на тот момент еще далеко не Красное Солнышко. Под руководством князя в жертву Перуну принесли двух варягов-христиан — отца и сына. Церковное Предание сохранило их имена — Федор и Иоанн (память — 12 июля).
Языческое сознание не видело тут никакого преступления. Человек нашего времени, скорее всего, решил бы однозначно — зверство. Да и сам Владимир уже после своего обращения говорил о себе: «я был аки лютый зверь». И тем не менее душа этого горячего, страстного и неукротимого человека была устроена куда сложнее. Вот пример — в какой-то момент (еще до обращения князя) Рогнеда, уже давно бывшая женой Владимира, уже родившая и вырастившая ему сына, задумала Владимира убить. Приревновала к очередной жене. Покушение раскрылось. Рогнеда, понимая, что обречена, вызвала к себе сына, дала ему меч и отправила к отцу. Вот, мол, папочка, мама вручает тебе этот меч, приди и заколи ее. И что же свирепый Владимир? Он прощает Рогнеду и отпускает ее вместе с сыном в специально для нее выстроенный городок Изяславль, неподалеку от ее родного Полоцка — княжить. Что случилось в его сердце? Загадка.
Зачем же бедным грекам помогать?
И вот этот буйный правитель неожиданно принимает крещение. Что этому способствовало? В 986 году в Византийской империи произошла смута. Императоры-соправители Василий и Константин обратились к киевскому князю за помощью. У Руси с Византией тогда уже было прочное торговое и политическое партнерство. Ну и как тут не попросить подмоги?
Владимир согласился, но, конечно, не за так. В качестве платы он попросил руки византийской царевны Анны, сестры императоров. Зачем она ему понадобилась? И без того ведь немалый гарем…
Это был для русского князя вопрос принципиальной важности. Породниться с великой Византией — об этом любой варварский правитель мог только мечтать. Пускай к тому времени в военном отношении Византия уже сильно одряхлела, но авторитет имела огромный. Шутка ли — настоящая древняя Империя, законная наследница легендарного Рима… Язычники-славяне могли сколько угодно совершать набеги на Константинополь, прибивать щиты на врата — но все равно в их сознании Византия была «взрослой». Женившись на настоящей царевне, Владимир тем самым приобщился бы к древнему царскому роду, и их с Анной дети имели бы законное, кровное право на византийский престол…
Этого хотел Владимир. А что же греки? Они в качестве обязательного условия потребовали от Владимира креститься. Немыслимо же выдавать христианку замуж за язычника. Впрочем, и само их обещание было лукавым. Брак с варваром — это нонсенс! И когда присланный Владимиром «ограниченный контингент» утопил в крови мятеж, братья-императоры и не подумали посылать Анну в Киев.
А Владимир-то уже крестился (получив в крещении имя Василий). И ждал свою невесту. Не дождавшись, рассвирепел, собрал войска и осадил византийский город-колонию Херсонес (по-русски Корсунь), близ нынешнего Севастополя. После многомесячной осады он взял город и угрожал грекам («ромеям», как они предпочитали называть себя) точно так же захватить и Константинополь. Напуганные императоры отправили таки Анну в Корсунь. И в 989 году Владимир с новой женой возвращается в Киев. Вскоре начинается крещение народа, строительство церквей, приезжают на Русь епископы (есть версия, что не из Византии, а из православной Болгарии, которая в тот момент с Византией была отнюдь не в дружественных отношениях).
Восход солнца
Что происходило в душе князя, когда он крестился в 986 году, никто, разумеется, не знает. Кто-то может предположить, что и ничего. Это действительно мог быть с его стороны политический ход. И чтобы с Византией породниться, и чтобы собрать воедино разрозненные славянские племена, всех этих кривичей, вятичей и родимичей. А для этого, конечно, необходим был и общий духовный стержень — вера. Владимир ведь и раньше пытался устроить нечто подобное, делая ставку на культ Перуна (знаменитый «Перунов холм» в Киеве). Возможно, он и впрямь рассылал послов для изучения тех или иных религий. Так говорит летопись, а насколько это исторически достоверно, ученые спорят и поныне.
Но никто не подвергает сомнению, что из Корсуни в Киев возвратился уже совсем другой человек. Не «крещенный язычник», а глубоко верующий христианин. И это проявилось в делах.
Князь Владимир отказывается от своего гарема. Более того, всю последующую жизнь борется с плотской страстью. Он раздает неимущим «материальную помощь», и делает это на постоянной основе. Летописец говорит, что, услышав однажды евангельское чтение: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Евангелие от Матфея, глава 5, стих 7), «он повелел всякому нищему и убогому приходить на двор княжеский и брать все, что необходимо: питье, и еду, и из казны деньгами. Устроив же это так, сказал: «Немощные и больные не могут добраться до двора моего». И повелел снарядить телеги и, положив на них хлебы, мясо, рыбы, овощи различные, мед в бочках, а в других квас, развозить по городу, спрашивая: «Где больной или нищий, не могущий ходить?» И тем раздавать все, что им нужно».
А ведь в те времена никто не требовал этого от правителя. Дело князя — защищать свой народ от внешних врагов и поддерживать внутренний порядок. И все. Ни о какой милости (а уж тем более о целомудрии) и речи не шло — причем не только в язычестве. До Владимира ни одному христианскому правителю и в голову не приходило «употребить всю силу государственной власти, все средства государственной казны на то, чтобы крещеные люди почувствовали, как говорит книга Деяний, что у них «одно сердце и одна душа», что у них «все общее» (как писал в «Очерках по истории Русской Церкви» известный историк А.В.Карташев).
Возможно, именно тогда в народе князя и прозвали «Красным Солнышком». Сказочная щедрость Владимира потрясла людей, это было что-то совершенно неслыханное. И как знать, не это ли подвигло многих к новой, «заморской» вере?
Почему же Владимир все это устраивал? Никто ведь не заставлял его, не навязывал. Видимо, по природе своей он не мог не относиться всерьез к тому, на что решился. Прочитал Деяния Апостолов, где рассказывается о том, как у первых христиан в иерусалимской церкви было общее имущество — и раскрыл народу свои кладовые.
И то же относится к знаменитым пирам князя Владимира. Туда, куда раньше приглашались лишь бояре и дружинники, то есть «свой круг», теперь пустили городскую голытьбу. Знатные люди были крайне недовольны. Хотя они тоже, вслед за князем, приняли крещение, но внутренне многие оставались язычниками. И наверняка им казались дикостью слова Евангелия о царе, который призвал на брачный пир нищих и убогих (Евангелие от Луки, глава 14, стих 21). Надо сказать, что княжеские пиры были чем-то большим, нежели обычные застолья. Сидеть у князя на пиру — это означало определенный социальный статус, от занимаемого на пиру места зависел, говоря нынешним языком, «рейтинг» дружинника или боярина. А от сего «рейтинга» зависело и получаемое им из княжеских закромов содержание. Иными словами, это была своеобразная система феодального кормления. И вдруг такой поворот!
Но мало того — Владимир, узнав о библейской заповеди «не убий», пытался отменить смертную казнь! Тот самый безжалостный Владимир, чьи руки до крещения были по локоть в крови. И вдруг — «боюсь греха» в ответ на вопрос, отчего он не казнит разбойников. В результате обрадованные разбойники столь умножились, что большинство дорог стали опасными, торговля была парализована. И духовенству пришлось убеждать князя, что казнить душегубов все-таки необходимо, что этого требуют интересы государства и что это его христианский долг.
Язычники кровавые в глазах…
А как же насчет насилия, которым сопровождалось массовое крещение? Оно было? Летопись говорит, что Владимир, призывая народ креститься, заявил: «если кто не придет завтра на реку, да не будет мне друг». Это насилие? Для современного человека, воспитанного на «свободе совести» и «правах человека» — несомненно. И с этим трудно спорить — опять же применительно к нашим дням. Но тысячу лет назад массовое мышление было совсем иным. Человек не воспринимал себя как уникальную, независимую личность. Он видел себя прежде всего частью своей семьи, своего рода, своего племени. И князь мыслился не как «гарант конституции» или «управдом», а как отец народа, через которого проявляется воля небес. Поэтому религиозный выбор князя большинством воспринимался как нечто правильное, необходимое всей Руси. При таком подходе говорить о насилии трудно.
Интересно сравнить крещение Руси с крещением большинства стран Запада. Там, как отмечают историки, уровень насилия был на порядок выше. В Исландии, к примеру, выбор для вассалов конунга Олафа стоял между крещением и смертью. Карл Великий, создав огромную западную империю, крестил ее огнем и мечом. Да и на Востоке, в той же Византии конца IV века император Феодосий II налагал суровейшие наказания на тех, кто оставался верным язычеству. А спустя пятьсот лет после Владимира произошло крещение народов Прибалтики. Тевтонский орден действовал с чудовищной жестокостью. Тех, кто отказывался принять крещение, казнили. Тех же, кто крестился, обращали в орденских рабов.
А на Руси — поразительная пассивность и княжеской власти, и Церкви по отношению к язычникам. Ни в одном из известных нам списков Церковного Устава, в отличие от аналогичных памятников Западной Европы, нет наказания за языческое вероисповедание, за непосещение церкви. Люди могли быть формально крещены, но всю свою жизнь ходить на языческие капища и приносить там жертвы. Археологи нашли массу таких капищ, относящихся к XI, XII и даже XIII вв. Русь уже почти триста лет как крещена, а люди до сих пор совершают языческие обряды… Сын Владимира, Глеб, едет на княжение в Муром и, не в силах перебороть язычников, поселяется вне города. Христианство утверждается здесь только в XII веке. Другой сын, Ярослав, долго борется с жителями селения «Медвежий угол». И в итоге, не сумев совладать с людьми, поклонявшимися богу-Волосу, также закладывает церковь и строит город (будущий Ярославль), по соседству с которым еще долго совершаются языческие жертвоприношения.
Да, иначе проходило крещение Новгорода, где «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем». Но вспомним, что Владимир княжил в Новгороде девять лет, что он с помощью новгородской дружины победил брата и сел в Киеве под знаменем возврата к вере отцов. Можно представить, сколько жрецов и всякого рода языческих фанатиков обреталось в Новгороде. А после крещения киевлян их стало еще больше. Так что Владимир сам подготовил в Новгороде благодатную почву для будущих языческих бунтов.
Однако в целом княжеская власть на Руси не применяла силу в христианизации своих подданных. И в течение трехсот лет православные храмы порой соседствовали с языческими капищами. Так продолжалось вплоть до монгольского нашествия.
И почему же он святой?
Так за что же, собственно, канонизировали князя Владимира? За выдающиеся заслуги перед Церковью? Но ведь немало было правителей, также крестивших свои народы, однако ни о каком церковном прославлении и речи не шло. Канонизация — это ведь не награда за примерное поведение. Она — лишь внешнее признание несомненного факта: христиане почитают этого святого, молятся ему и получают по своим молитвам помощь. Владимира задолго до официального церковного прославления считали в народе святым (что подтверждается данными и археологии, и фольклористики). Чем-то, значит, потряс он человеческие сердца, что-то, значит, было особенное в его личности. В нем самом, а не только в его княжеских деяниях.
Духовное состояние каждого человека можно сравнить с неким вектором. После крещения человек уже не остается в точности таким, как раньше, этот вектор поворачивается на какой-то угол. У кого-то на пять градусов, у кого-то на десять, у кого-то на ничтожную сотую долю… У князя Владимира произошел поворот на 180 градусов. Он действительно полностью внутренне переродился. Христиане верят, что человеку самому такое не под силу, тут имело место явное воздействие Бога. Но Бог ведь не отпускает благодать по «спецталонам», Он готов помогать любому из нас. Но — в той мере, в какой мы сами этого хотим. Князь Владимир — натура глубокая, цельная — захотел очень. Церковь потому и прославляет князя Владимира как равноапостольного (то есть сделавшего для русского христианства то, что сделали в ранней Церкви апостолы), что сила его стремления к Богу повернула весь ход русской истории и по прошествии тысячи лет мы все ясно ощущаем на себе влияние его выбора.
|
